Выпрямление змея (Всеправазащищены)     
О Т Р Ы В К И
(содержание предназначено только для взрослых)


1.
(…)

   Возвращаясь к поминкам, определенное беспокойство вызвала на них реакция отца Эвы на выразительные и любопытные вопросы кого-то из нерасторопных или нахальных гостей, и адресованные к стоящей неподалеку бабушке Марии. Тот человек выражал заинтересованность, поставлен ли на том месте, где произошла трагическая авария Эвы как память о ней, придорожный алтарик. Он также допытывался о панихиде за душу усопшей
   Прежде чем удивленная и как бы пристыженная теща успела хоть как-то среагировать, сидящий на своем инвалидном кресле, погруженный в печаль и поэтому как бы отсутствующий тесть Павла, вызывающий всеобщую жалость и сочуствие среди окружающих, выкрикнул неожиданно раздраженным голосом:
   - Еще чего! Никаких алтариков или жалких кладбищ! Если когда-нибудь мне придется проезжать мимо - плюну на это несчастное место. Тоже мне! Не вижу повода, чтобы чтить именно этот кусок земли, который оказался так трагичным для моей любимой доченьки. Быстрее освящу место ее рождения или то, где она достигла своих первых успехов. Место аварии припоминает нам только кошмар, а дата смерти - семейную трагедию. Нужно как можно быстрей перестать об этом думать, а Эву оставить в памяти такой, какой она была. Так, если бы оставалась среди нас. А не создавать подобие гроба, якобы связанные с ней, якобы в форме выражения, халтурные и крикливые дикие некрополии. Эва всегда была радостной, красивой и полной жизни, поэтому никакие угрюмые, прикрашенные цветами и лампадками показушные выставки, или наполненные болью, плачем и балвохвальством панихиды не будут нам портить и извращать ее прекрасного образа. Понимаете? - Высказавшись, Юзеф, сдерживая рыдания, опять вернулся к своим молчаливым думам.
   Если Павел раньше с некоторой сдержанностью относился к своему тестю, то теперь, после такой красочной плачевной речи уже полностью испытывал к нему неограниченное уважение. Хотя другие отнеслись к этому выразительному обвинению как к некоей дружеской несуразности, странности поведения несчастного отца или как к обычной бестактности, оскорбляющей их фундаментальные нормы, или же как к вещи совершенно незначимой. (…)
(…)


2.
(…)

   - Мне уже пора. Засиделась я, уже поздно. Мой папаша, конечно, уже беспокоится. Я Вам говорила, какой он через чур заботливый и озабоченный моей невинностью. Он это делает для моего будущего мужа - объяснила все это тоном, типичным скорее для маленькой девочки.
    Эту мысль Марта передала к тому же с такой необычной важностью, что Павел ощутил переполняющее его сочуствие к болезненным причудам отца, что, с другой стороны, абсолютно противоречило ее искушенности в исскустве любви и даже некоторой распущенности, продемонстированой всего почти полчаса назад.
   Может быть, я тебя чем-то обидел? - зондировал почву несколько обескураженный Павел, пробуя найти повод для все более увеличивающейся пропасти между ними, возникшей в течении так короткого времени с момента тех удивительно прекрасных мгновений абсолютной физической близости.
   - Еще нет. Но если Вы будете пытаться использовать данную ситуацию, то возможно, я почувствую себя довольно неприятно.
   Произнося эту фразу, Марта продолжала неторопливо одеваться. Одновременно, как бы игнорируя внимательно вглядывающегося в нее Павла, с заинтересованностью, а может быть и со знанием дела, приглядываясь к висящим на стене графикам.
   Павел, не могущий понять, что же, собственно, происходит, но что вызвало в нем справедливый гнев и с трудом подавляемую злость, приглядывался к Марте однако же с удовольствием и некоторой грустью, которая одевала отдельные части своего туалета. Была при этом так соблазнительна, что усилием воли ему приходилось сдерживать себя перед тем, чтобы не обнять ее даже силой и не принудить к дальнейшей половой близости.
   Такого типа насильственное поведение не было для него ничем новым, Павел практиковал его время от времени с Эвой (и не только с Эвой). Бывало, что приходилось и довольно сильно стукнуть в исступлении ту или иную партнершу, освобождая скопившиеся в нем эмоции.
   Марта, казалось, не замечала у Павла признаки с трудом скрываемого желания в соединении с растущим раздражением. Не чувствовала того, что дразнит мужчину, охваченного дикой, не израсходованной до конца или возражденной заново похотью. А должна была осознавать приближающуюся опасность.
   - Почему ты так себя ведешь, после того, что мы только что пережили? - спросил с огорчением и нескрываемой уже претензией в голосе.
   Закончив, наконец, одевать последние части туалета, Марта приступила к поправке своей несколько растрепанной прически и устранению недостатков в основательно подпорченном макияже. После короткого размышления предоставила более чем исчерпывающий ответ.
   - А как, Вы считаете, я должна себя вести? Навсегда должна стать Вашей собственностью из-за этого одноразового, небольшого эпизода? Вот он - ваш мужской жизненный подход. Вы думаете, достачно на мгновение обладать женщиной, чтобы потом относиться к ней почти как к бесплатной, собственной шлюхе, навязывать ей свою волю, и ожидать, что будет ей подчиняться? Вы, мужчины, хвастаетесь потом как дети, когда переспите с какой-нибудь девчонкой. Считаете себя завоевателями, а к покоренной женщине относитесь с пренебрежением и презрением, как к легкой добыче. Вы ведь уверены, что достаточно пригласить ее на обед, подарить что угодно, например грошевые колготки или липовую туалетную воду, или пригласить в кино на первый попавшийся фильм, чтобы потом без угрызений совести пользоваться плодами своей дешевой инвестиции. Я не такая, и никому не позволю так к себе относиться. Беру от жизни то, на что в данный момент имею желание, и ровно столько, сколько мне нужно. Стараюсь по мере возможности поступать так, чтобы чувствовать себя равнозначным партнером, с которым нужно считаться в каждом аспекте отношений, а не как объект мужских желаний, служащий для удовлетворения их примитивных удовольствий, да к тому же еще согласно снобистическим правилам, навязываемыми наивными мужчинами. Которым, видите ли, кажется, что благодаря такой банальной и случайной вещи как пол, они могут доминировать над другим человеком.
   Марта высказалась спокойно, но выразительно, с едва проскальзывающими эмоциями, как бы выражая свое жизненное кредо. Взволнованный Павел не мог понять, к чему она клонит и почему именно с ним это произошло. Пытаясь собрать мысли для точного и заключительного ответа, заканчивающим зарождающуюся полемику этой неприятной темы, которой в этот момент он не имел желания продолжать после того что пережил, лишь сухо произнес:
   - А у меня создалось впечатление, что это я был использован, причем именно тем неприглядным образом, который ты считаешь характерным для мужчин.
   - Вы можете объяснять мое поведение как считаете нужным. Хотя я считаю, что Вы ошибаетесь. - Марта приняла преувеличенно, до смешного, независимую позу. - Благодарю за посвященное мне время и за кофе, которого я так и не удосужилась выпить, о чем не жалею, так как кофе вызывает у меня бессонницу и мочегонность. Думаю, что познакомилась с домом Терезки соответствующим и достаточным образом, тем самым считаю свою обязанность педагога выполненной. Прошу меня не провожать, я сама вызову такси. По тем же самым причинам, о которых Вам говорила, стараюсь не беспокоить никого, даже собственного жениха, провожанием или отвезением, если, конечно, кому-нибудь не по пути.
    Произнеся это, Марта низко протянула ладонь Павлу и решительно направилась в направлении двери комнаты. Павел в коридоре, широко распахнув входную дверь и выпуская гостью на лестничную площадку, решился, следуя ее примеру, перейти на официальный тон, который она упорно поддерживала все это время.
   Прошу сказать, было ли хотя бы приятно? - Произнеся эти слова, почувствовал, что этим самым как будто выпрашивает какую-то жалкую милостыню, так как до недавнего времени это его партнерши до надоедливости, сами, без всяких вопросов уверяли его о позитивных впечатлениях в этих делах, а он лишь благосклонно расплывался в похвалах, гордый собой как благодушный для своих самок лев, уверенный в них, как в само собой разумеющимся.
    Да... Очень. - Ответила Марта, посылая ему уже мягкий и немного игривый, как бы переполненный нотой жалости прощания, грустный взгляд.
(…)


3.
(…)

   Тяжкий скандал произошел совсем по другой причине. С самого начала выезда к Эве начал приставать некий Гжещек, который абсолютно был не совместим с ее узким, утонченным вкусом. Казался даже отвратительным и отталкивающим из-за красных, постоянно слюнявых губ, чего Эва не переваривала, особенно у мужчин. Несмотря на это, она не видела никаких причин, чтобы открывать свои, так невыгодные для него предпочтения. Была вежлива, доброжелательна и тактична. В свободные минуты, когда Павел был занят или недоступен, кокетничала и с Гжещеком, просто так, ради шутки, тренируясь в исскустве женского обольщения, а также делая приятное коллеге. Но с каждым днем парень был все более назойливым. Как шершень, летающий возле вспотевшего коня, или мочегонность после выпитого кофе. С нескрываемым разочарованием переносил постоянные отказы Эвы на его предложения провести время вдвоем. Держался стойко, постоянно пробуя переломать демонстрируемую ему физическую неприступность и неприкосновенность Эвы.
   Однажды вечером в лагере, после раннего ужина, пылающий от желания Гжещек наконец встретил ее, когда одинокая, в меланхолическом настроении, характерным для человека влюбленного без взаимности, прохаживалась в значительной отдаленности от лагеря, одетая как обычно, когда проходила дневная духота, в свободную трикотажную блузку, приятную для сгоревшего на солнце тела, легкие шорты и сандалики на босых ступнях. Легкий ветер развевал ее длиные волосы, поддерживаемые лишь цветной, широкой повязкой на голове, которая выглядела на ней очень красиво, красивее чем обычно.
   Парень появился в очень неудачный момент. Эва без обиняков, внушительно дала ему понять, что очень недовольна. Он же, в этот раз несломленный, как бывало раньше, а возможно и-более разгоряченный и в связи с этим еще более настойчивый, не переставал. С каждой минутой ставал все более агрессивным. К ее усиливающемуся удивлению, начал к ней почти приставать. Сначала, на первый взгляд осторожно, выразил желание серьезно поговорить с Эвой и с этой целью предложил ей далекую прогулку вдвоем. В ответ услышал от девушки, стоящей на своем как электрический столб, что сегодня просто никак, что она неважно себя чувствует, поэтому у нее плохое настроение и она хочет побыть одна, что хочет сегодня пораньше лечь спать, и в связи с этим может быть завтра, а в общем ничего против этого не имеет, но сомневается, стоит ли так отдаляться вдвоем от группы, поэтому можно было бы взять с собой кого-то еще... Не поддавался. После нескольких неудачных попыток убедить Эву пойти с ним в каком-либо неизвестном направлении, неприятно хватая за плечо, но в ответ услышав лишь категорический отказ, вдруг неожиданно впал в бешенство, становясь агрессивным как раненый кабан. Просто напросто приступил к насилию не ожидавшей такого поворота событий девушки, при этом обзывая ее самыми отвратительными словами, большинство из которых она даже не слышала. Двумя руками схватил Эву за вырез на блузке и, вранув, разорвал ее повдоль, открывая груди Эвы. После чего всем телом навалился на нее, импульсивно повалив на травянистую землю.
   Эва непроизвольно защищалась как могла в панике, не понимая сначала, что он делает. Именно ее неумелая защита привела к еще более большему бешенству и ярости нападающего. Вилась и вырывалась, пробовала негромко кричать. Думала скорее об устрашении насильника, чем о том, чтобы звать кого-то на помощь. Реагируя на это, Гжещек сразу сумел на какое-то время заставить ее замолчать, ударяя то кулаком, то открытой ладонью по лицу. Одновременно судорожно царапал ногтями и покусывал соски ее грудей как голодный младенец. Его поведение создавало впечатление вспышки иррациональной ненависти, а не жажды физической близости с объектом желания. Оказываемое в течение недели вежливое ухаживание непонятным образом преобразовалось моментально в мстительную, враждебную и ничем не сдерживаемую непоколебимость. Инстинктивно чувствала, что больше хотел причинить ей боль, чем получить для себя своего рода удовольствие. Легко сорвал с нее шорты, и не найдя под ними трусиков, которые Эва, как обычно, не посчитала нужным одеть, раздвинул силой ее бедра и вошел в нее. Если бы так же насильственно в нее ввели ручку от щетки, было бы не менее больно. Эва поняла в конце концов, что происходит что-то настолько серьезное, что самой ей не справиться. Бесчувственная к получаемым ударам по голове и туловищу, несмотря на ужасную боль разрываемого тела, кричала изо всех сил, прося помощи. Насильник мешал ей кричать, безуспешно пытаясь заслонить ее губы свой ладонью. Когда Эва сильно и болезненно укусила его за палец, вырвал окровавленную руку и снова ударил ее наотмашь так сильно, что она чуть не потеряла сознание.
(…)


4.
(…)

   Именно такое, несколько нелепое поведение Павла по отношению к ребенку возникало по той причине, что он, как отец, может быть еще не совсем созревший для такой ответственной функции, потому что общеизвестно, что настоящая готовность к роли отца возникает лишь тогда, когда мужчина становится дедом, оставался задолго перед, и какое-то время после рождения Терезки, в полном логическом противоречии в области провозглашаемой собой теории по отношению к возникшей практике.
   С одной стороны, он считал, что именно отец является тем наиболее важным из двух родителей. Так, как это бывало в стародавние времена. И что именно отец должен обладать основными правами на ребенка, если бы произошел разрыв в семье, или хотя бы различие во взглядах по основополагающим вопросам. Потому что это он голова, он чаще всего старше и умнее. В предыдущих веках, когда обязывали такие суровые, если можно выразиться - даже варварские правила, супружеские пары не переживали стольких критических моментов как сейчас, и люди не расходились по любому поводу. А было так потому, что жены как матери, эмоционально связанные с детьми, судорожно держались своих мужей хотя бы от страха перед потерей своих детей. Современная же, обычная женщина, расставаясь с мужем, автоматически узурпирует для себя все права на зачатых своим мужем детей. Павел считал, что какое-либо превосходство матерей над отцами унижает и противоречит законам природы также, как случайная почва, в которой посеяно семя, имело бы бльшую значимость в образовании нового растения, чем то семя.
   С другой стороны, в глубине души Павел чувствал себя очень беззащитным. Он сам был зависим от постоянной, удобной опеки Эвы и от ее нежной, заботливой любви. При ней стал выросшим ребенком, при котором Эва выполняла роль его игрушки и служанки. Терезка же, появившись на свет, сломала тот удобный порядок, так как в течение длительного времени была его конкуренткой по отношению к Эве, к ее чувствам, посвященному времени, заботливости и преданности. Поэтому он стал немного ревнивым, нетерпеливым и разочарованным. Понимал, что его недовольство является бессмысленным, если не сказать - безгранично глупым.
   Лишь благодаря немалому усилию воли, выдавая себя за альтруиста, сумел затушевать перед женой огромные залежи упрятанного в нем эгоизма. Кроме того, не покидало его беспокойство, что из-за своего невнимания, мужской шерсткости или толстокожести нанесет ребенку какой-нибудь вред, что в критической ситуации не сможет с чем-то справиться. Конечно, растить ребенка он тоже мог, но только как ассистент, помощник, исполнитель однозначных и несложных инструкций. Не представлял себе ситуации, в которой бы остался один с такой малышкой на длительное время, или же - о ужас, навсегда, без всезнающей и полностью уверенной в себе Эвы.
(…)


5.
(…)

   Такое почти слепое доверие к мужу, связанное с передачей ему собственной зарплаты, Павел принимал сначала с удивлением, а потом и с гордостью как особое, материально выраженное доказательство любви и полной преданности своему мужчине. Во время учебы Павла, уже на последнем курсе случилось, что счастливая Эва принесла и отдала ему свои первые заработанные деньги, только что выплаченные ей за разработку какой-то компьютерной программы. Сумма была довольно большой, принимая во внимание студенческие возможности и бедных родителей Павла. А он, когда Эва вернулась к своим занятиям, еще в тот же день после обеда проиграл все приятелям по общежитию в покер. Павел психически пережил этот случай так сильно, что с того времени ни в покер, ни в очко на деньги уже никогда не играл.
   Что же касается Эвы, то это страшное приключение любимого парня совсем ее не расстроило. Отнеслась к этому с радостным смехом и откровенным сочувствием к раскаивающемуся в содеянном Павлу. Ей было легко переносить все финансовые удары благодаря материальной поддержке, которая не позволяла ей испытывать страх перед недостатком чего-либо. Известны были широкие жесты папаши и его слабость к своей младшей, любимой дочери, к ее нарастающим с возрастом потребностям. Если бы даже и этот отцовский источник вдруг стал ограниченным или непостижимым образом вддруг иссяк, то на посту всегда оставался надежный крестный отец - профессор, который всегда вытягивал ее из тех секретных финансовых проблем, о которых семья, по ее мнению, не должна была знать.
(…)


6.
(…)

   В коротком, к счастью, периоде обязательного ношения так называемой школьной формы, Эва перманентно уклонялась от ее ношения, что причиняло ее родителям немалые беспокойства, так как вынуждены были дипломатично отписывать на замечания классной руководительницы. Было это достаточно трудным еще и потому, что в принципе поддерживали, особенно папа, свою несубординированную дочь в ее школьном бунте. Лишь после одного шумного инцидента, когда Эве было, кажется, тринадцать лет, в школе перестали обращать внимание на отсутствие на ней школьной формы, называемой иногда фартуком. Но касалось это лишь исключительно Эвы.
   Как-то на уроке физики рассерженная и слишком упрямая учительница заставила ее немедленно пойти домой, переодеться в школьную форму и вернуться обратно в одежде, соответствующей школьному регламенту. Эва выполнила приказание учительницы в точности, вернувшись в класс через двадцать минут. Под немного прозрачной формой была абсолютно голой. Но босых ступнях были одеты легкие босоножки.
   После громкого скандала дело неожиданно утихло. А все потому, что папа в дискуссии с директором школы обвинил учительницу в бесправии по отношению к малолетнему ребенку, оставленному родителями на попечении школы. В связи с тем, что учительница из-за ничтожной причины, будучи под влиянием собственных несанкционированных эмоций, практически выгнала ученицу из школы, что подвергло их ребенка опасности потери здоровья и привело к угрозе ее жизни, а родителей лишило доверия к ответственности персонала школы. Ко всему прочему, к компетенциям учителя физики относится профессиональная передача знаний ученикам, а не предметное отношение к ним как к объектам, служащим для вымещения закамуфлированных эмоций, образованных в результате возникновения личных, домашних или супружеских, стрессов.
(…)


7.
(…)

   В машине на какое-то время воцарилось молчание. Тетка уже полностью успокоилась. Бумажной салфеткой вытерала размазанный на лице макияж, немного наклоняясь так, чтобы видеть свое отражение в правом внешнем боковом зеркале машины.
   Думаю, что уже появились грибы. Самые вкусные плоды леса. - начал беседу Павел, рекламируя по своей привычке интересное времяпрепревождение на ранчо. - Сейчас сезон на боровики, хотя и так очень трудно их найти. Каждый найденный боровичок - успех, гордость и радость. Хотя много будет дубовиков и подберезовиков. Можно еще найти поздние лисички, с яичницей они очень вкусные. Любите собирать грибы?
   Я люблю ходить по лесу и собирать грибы, а вот Каролек любит или нет, хоть убейте - не знаю. Пусть сам выскажется по этому поводу. - Первая, усмехнувшись как бы игриво свояку, убедительно высказалась Каська, отстраняясь одновременно от мнения сына. - Потом я смогу их обобрать и нанизать на нитку для сушки. Но есть я их не буду. Ни за что. Никогда не любила грибы за исключением шампиньонов, их я обожаю. Иногда смогу попробовать маринованные. В общем-то я люблю все острые блюда, квашенную капусту и соленые огурчики. А вы знаете, что я ем сырое мясо? Всегда съедаю те мелкие обрезки, которые остаются на доске при приготовлении отбивных котлет, а татар с яйцом могу есть постоянно.
   - Интересно. Мы тоже едим острые блюда. Много перца, паприки, табаско, магги, вегеты, майорана, и обязательно немного чеснока. Однако сырого мяса мы не любим. Правда, доченька? - Павел подхватил приятную ему гастрономическую тему.
   - Ах! Ням-ням. Я сразу так проголодалась, что и сырое мясо с доски съела бы, как тетя. Интересно, что нам сегодня Бася приготовит? - вслух размышляла Терезка. - А знаешь, тетя, что в старое время капусту для закваски в бочках топтали босыми ногами молодые девушки, одетые в такие длинные белые рубашки, под которыми не было трусиков, потому что они должны были постоянно писать на капусту под ними, чтобы чтобы она правильно заквашивалась и чтобы у нее был лучший вкус?
   - Откуда у тебя, детка, такая абсурдная информация? - Тетка была потрясена услышанным. - Абсолютно уверенно могу сказать, что это неправда.
   - Правда. - Серьезно и уверенно подтвердила Терезка. - Нам об этом рассказывал лесник, когда еще мама была жива. Даже угощал нас такой капустой, которую именно так топтала ногами Бася. Правда, она уже не писала в бочку. Хотя полной уверенности в этом у меня нет, потому что капуста была очень уж вкусной. В городе такую не купишь. К тому же Бася смотрела на нас как-то странно, когда мы ели эту капусту, а сама к ней не притронулась. Говорила, что брезгует брать в рот то, что сама топтала. Я на ее месте бы не брезговала, даже если бы при топтании капусты и написала.
   Павел не комментировал этих дочерних откровений. Таинственно улыбался, довольный вызванным эффектом, отраженным на кислом лице раздосадованной своячки. Таким образом, Терезка надолго отодвинула тетку от ее воспиминаний о домашних хлопотах, разговор о которых приводил ее к постоянному плачу, так удручающему и приводящему в уныние окружающих.
(…)


8.
(…)

   Павел недолюбливал своего отца. Видел все его недостатки. Но так же видел и многие его достоинства. В молодости были периоды, когда он гордился отцом, но бывало и так, что было ему за него стыдно. Не то, чтобы за что-то конкретное, но в общем. За общую картину, как он выражался. Прежде всего, речь шла об услужливости отца по отношению к окружающим, отсутствии твердости в переломных моментах, переменчивости, конформизме, а также ограниченному, деревенскому, так как отец родом был из деревни, консерватизме, что проявлялось в беззаботности в достижении лучших условий жизни. В конце концов раздражало Павла идиотское поведение неправильного папы, выражающееся в громком, каждый раз в иначе звучащем зевании, странными высоко звучащими выкриками во время мытья, повторением тех же самых обращаний и вопросов, вытягиванием ног на другом, подставленном стуле во время визита гостя, или перманентным засыпании в обществе людей.
   Перед достижением двадцатилетнего возраста Павел оценивал, что его родители, в частности отец, принадлежат к глупейшим людям на свете. Теперь он уже так не думал. Наоборот, диаметрально изменил свое мнение на этот счет, прежде всего по отношению к отцу. С ужасом начал открывать в своих реакциях и склонностях многие сходства с отцом с тех времен. Например, также отряхивается после мочеиспускания, также складывает туалетную бумагу для его использования по назначению, громко зевает, ругается, чистит ногти, сплевывает и т.д. Припоминал себе интимное поведение отца, который тогда и не думал стесняться собственного ребенка, так как, наверное, ошибочно считал его слишком маленьким, чтобы понимать, анализировать или запомнить что-либо из своих тогдашних наблюдений. Вынужден был согласиться, что поступал идентично неловко, не принимая во внимание присутствие постоянно наблюдающей за ним дочурки, что в будущем неизбежно привело бы к оценке его запоминающегося поведения, но уже согласно ее взрослым критериям.
(…)


9.
(…)

   Терезка обладала позицией, склонной к колосальным посвящениям монахини, но по правилам, обязывающими в ее собственном храме. Настоящая монахиня готова до смерти отказываться от радостей жизни, чтобы постоянно чистить полы в монастырских в коридорах по приказу суровых настоятельниц, обслуживая высоких рангом духовных мужчин или присматривать в больницах за умирающими. Но ни в коем случае не позволит, не хватит ей покорности и сердца, любящего ближнего своего, чтобы принести в жертву свое тело даже наиболее нуждающемуся в этом мужчине.
   Терезкины убеждения были подобными, но как бы совсем наоборот. Всегда сделала бы своим услужливым телом то, что нужно, помогая всем своим действиям милым для чьего-то уха словом или жестом, свидетельствующим, что сама этого жаждет. Ключевой ее целью было, однако же, доставление кому-то ожидаемого, или даже не до конца осознаваемого, удовольствия.
   Зато как могла, она выкручивалась от выполнения какой-либо монотонной работы, физической или умственной, кроме той, предназначенной для собственных потребностей, или же направленной для высоких и обязательно возбуждающих ее идей, часто оцениваемых субъективно, если это было результатом ее собственной, никем не внушаемой доброй воли. Разумеется, от этих твердых правил сама же и делала многочисленные исключения, или же была прозаически вынуждена их применять из-за суровых норм жизни школьной ученицы, или из-за каких-нибудь устаревших церемоний взрослых.
   Терезка умела слушать, утешать, обнимать, поцеловать, раздеться, когда кто-то хотел этого от нее, и выполнять другие эротические желания людей из своего щирокого окружения. Достаточно было, чтобы кто-то попросил, потребовал или дал понять, что от нее желает получить, ожидает или ей предлагает. Она считала, что такое доверчивое поведение соответствует человеческой натуре, а также каждого живого творения, потому что каждый представитель женского пола предназначен к безвольному подчинению сексуальным капризам, в том числе и случайным, более сильным в этом отношении представителям мужского пола, особенно в период гона.
   Обычная женщина - это продажная девка. Ну, может быть не в дословном смысле и не обязательно за деньги. Безусловно, почти каждая с негодованием не согласилась бы с этой смелой, на первый взгляд провокационной, концепцией. Но неужели мы не помним из истории тех женщин, которые отдавались по приказу, для идеи, для правого дела, защищая любимого или по причине мотивированной, справедливой мести? Или те, преданные своим фирмам, готовые собственным телом сражаться за получение выгодного контракта? Своего рода фономеном является то, что такие дамы часто ложатся в постель с ненавидимым ими объектом атаки, но одновременно исключают возможность предоставление подобной услуги своему непосредственному заказчику или начальнику. Известны случаи, когда верные, моногамные жены или невесты, проигранные в карты или каким-нибудь другим образом проданные, оступленные или отданные, покорно соглашались со своей судьбой и принимали своего нового господина.
   Терезка интуитивно чувствовала, что ее натура подготовлена для реализации специфической, исторической миссии, так необходимой людям, недоценимой и непринимаемой угрюмым обществом, от рождения одурманенным навязываемыми общественно-религиозными нормами. Ведь даримая радость, оказываемая доброта и доступный секс снимают как злое человеческое напряжение, также временами бессильное, подавляемое, так и нарастающие эмоции, накапливающие агрессивные, скрываемые или зловещие планы мести. Есть ведь люди, страдающие по разным причинам от недостатка неизмеримых радостей жизни. Им отказано в праве на счастье, за которое они сами не состоянии бороться. Потерянные, часто дают выход накопленной в них энергии и взрывают ее, не щадя казалось бы невинных, случайных ближних. Сколько же недоцененных, угнетенных и высмянных окружающими молодых разочарованных людей отказалось бы в самом начале от своих террористических, преступных замыслов, если бы увидели возле себя кого-то так милого, открытого и нетребовательного как Терезка.
(…)


10.
(…)

   В очередной раз отозвались ее чувства в конце начальной школы, причиной которых был парень на класс старше ее. Кажется, звали его Анджей. У этого Анджея была идиотская, паскудная привычка хватать девочек за промежность, когда они спокойно прогуливались в перерыве по школьному коридору. Шли себе, например, две девочки, а тот шутник подходил к ним навстречу. И вдруг вытягивался, чтобы своими длиными, обезьяними руками схватить одну из них снизу между ног. Было намного хуже, если жертва была не в брюках. Потом писк, ругань, жалобы. Но известный школьный хулиган Анджей не реагировал на повторяющиеся замечания учителей и воспитателей и продложал то же самое.
   Однажды поймал так и ее. Боялась его раньше, зная о дебильных привычках ненормального, возбужденного балбеса и старательно избегала таких контактов. В тот же раз заболталась с кем-то и вовремя не заметила приближающейся опасности. Отреагировала стандартно. Обозвала его примитивом, расплакалась, нажаловалась учительнице. А когда эмоции прошли, до нее дошло, что в принципе ничего такого не случилось, что плохо поступила, пойдя жаловаться, что в общем-то его прикосновение было довольно приятным и что Анджей, собственно, мог бы схватить ее снова.
   Потом она уже сама начала охотиться за Анджеем. Когда шел, специально выходила навстречу ему. Создавала удобные ситуации, чтобы ему хотелось ее схватить. Провоцировала его как бы нехотя. Однако же он, помня о неприятностях, которые ему причинила, предпочитал иметь дело с менее заядлыми девчонками. Со временем, кажется, забыл об обидах, потому что Марысе все-таки это удалось. Может быть, сделал это непроизвольно, а может просто ошибся. Так или иначе, в этот раз она и не думала кричать. Кокетливо улыбаясь, сделала вид, что уворачивается, после чего назвала его как-то безобидно, что-то вроде того - что делаешь, дурачок, больше поощряя, чем ругая или обижая. Удачно повторилось это еще два раза.
   Во время ожидания контактов и после них Анджей снился ей по ночам. Поняла для себя, что позволила бы этому парню, если бы он, конечно же, захотел, не только схватить через брюки, колготки или трусики за ее киску, позволила на неизвестные до недавнего времени, чужие прикосновения, но и на большее. Больше, чем Марыси позволяло воображение. К сожалению, Анджей ограничивался исключительно своими характерными хватаниями, а объекты своих атак выбирал среди многих, чаще всего случайно и благодаря этому справедливо, то есть с мизерным для Марыси в количественном выражении эффектом.
(…)


11.
(…)

   Большое количество дорожных правил создана с таким сильным направлением для безопасности, что при дальнейшем их применении мимовольно наступают перегибы в другую сторону, т.е. в направлении увеличения угрозы. Создатели всех ограничений и проектанты уличных горбов, приводящих к ломке подвесок автомобилей, а заодно эффективно припятствущие удобству езды, видимо забыли, что данный автомобиль служит не для безопасности, а для быстрого перемещения с безусловным статистическим риском возникновения дорожной аварии. Чрезмерные ограничения приводят к замедлению перемещения, которое дополнительно увеличивает возрастающее количество автомобилей. Достаточно, чтобы небольшому проценту водителей соблюдать такие правила, чтобы остальные водители были заблокированы в пробках. Скорее всего, через какое-то время дойдет до полной атрофии дорожного движения из-за полного блокирования проезжей части улиц и прилегающих к ним мест для парковки.
   А может быть, простой запрет на размещение всех видов реклам на ездящих и паркующихся машинах уменьшил бы процентов на десять именно для этих целей использующихся автомобилей и прицепов? Короткая надпись в кодексе о правилах дорожного движения дешево решила бы эту проблему. Результат бы был мгновенный. При этом вырос бы даже уровень безопасности, так как ликвидирован был бы источник, приводяший к уменьшению внимания водителей.
   Другая, казалось бы, сюррюалистическая идея для уменьшение пробок - это регламентирование водительских прав на автомобильные средства таким образом, чтобы женщины могли бы водить автомобиль во вторники, четверги и субботы, а мужчины в понедельники, среды и пятницы. Конечно, с некоторыми исключениями, касающимися инвалидов и услуг такси. В воскресенье могли бы водить автомобиль и те, и другие. Вроде бы очередное ограничение, хотя и не хуже других. А может и лучше, никого не дискриминирующее, а при этом ненавязчиво популяризирующие гетеросексуальные связи. Каждый запланировал бы свои недельные занятия таким образом, чтобы приспособиться к общим транспортным возможностям. Одновременное использование двух автомобилей супругами потеряло бы смысл. Люди пререстали бы ездить в одиночку в автомобиле, предназначенном для пяти лиц. Кроме этого, уменьшилось бы доминирование мужчин над женщинами в дорожном движении. Интересно, в женские дни было бы меньше аварий или больше?
   Забота об окружающей среде путем создания и поддержания зеленых зон играет важную роль в больших городах. Нужно, однако, в конце концов на что-то решиться. Сделать выбор приоритетов. Или хотим иметь в среднем по два автомобиля на одного взрослого человека плюс мотоциклы, скутеры, велосипеды и роликовые доски для молодежи, а также самокаты и ролики для детей, или же газоны в городах, скверы, алейки и парки. Как кажется, предназначение вышеуказанных территорий с запретом для парковки далеко от здравого смысла. Наоборот, это может граничить с полнейшим безумием, усиливающим в итоге трудности жизни. Неужели опять люди людям хотят создать тяжелые испытания? Ведь каждый автомобиль в конце концов должен где-то остановиться. Не может же он ездить и ездить вокруг. Кто-то, кто хочет иметь доступ к природе и свежему воздуху, пусть уезжает жить в ближайшую к городу деревню, или хотя бы на окраину или периферию города, а центрам агромерации позволит развиваться в соответствии с их цивилизационным предназначением и комфортом жителей и приезжих, в обязательном порядке пользующихся находящимся там административными, торговыми, культурными и спортивными учреждениями.
(…)


12.
(…)

   Как-то раз, не выдержав надоедливого ворчания жены, склеротически идеализирующей себя на фоне запятнанной остальной части окружения, высказал ей в лицо:
   - А тебя, может быть, не выгоняли из санатория за никчемное, деморализирующее и непристойное поведение, э? Припомни себе, как тогда несправедливо тебя оценили. Что болтали про тебя и про меня в твоей уважаемой семье? Как определили наше спонтаничное, невинное, управляемое чистыми молодыми чувствами поведение твои богобоязненные родители? Именно по причине твоего собственного опыта нельзя тебе сегодня никого обвинять, а тем более плохо говорить о собственных потомках, о наших хорошо устроенных детях и о превосходных внуках. Они такие же, как ты и я. Но мы, старые и немощниые, не понимаем до конца их жизни, так как не понимали и нас. Будущие потомки будут смеяться с тех их начинаний, которые у нас вызывают ужас и возмущение. Так как Терезка бы не поняла, на чем был основан наш плохой поступок, достаточный для того, чтобы изгнать нас - больных молодых людей, инвалидов, из государственного медицинского учреждения, с лишением нас, пациентов, необходимого санаторного лечения. Ты, Марыся, не имеешь ни малейшего права критиковать Эву. - Юзеф даже обслюнявился от раздражения. - Ее нет больше, и нельзя возлагать на нее ответственность за что-то. Уж скорее нас можно обвинять за то, что когда не стало Эвы, мы не сумели должным образом позаботиться о ее дочери, а нашей внучке. Со своей стороны я не представляю себе лучшей дочери, чем Эва. Если бы не она, моя жизнь с тобой была бы серой и нудной. Это ее и только ее заслуга, что в течение тридцати лет я был довольно счастливым человеком.
   - Интересно - с досадой набросилась Марыся, более всего обиженная последними словами мужа. - Хочешь сказать, что твоя вторая дочь, а согласно очередности первая, немного для тебя значит? А Виолетта? С ней тоже у тебя была серая жизнь? А может быть и дальше украшаешь себе жизнь, поддерживаешь отношения с той, с той... Виолеттой?
   - Смотри, чтобы не завела тебя далеко твоя глупая болтовня! - гневно предостерег Юзеф жену. - Припомни себе, что ты мне обещала, когда так горячо меня просила, чтобы я порвал с Виолеттой. Моя дальнейшая жизнь с тобой должна была стать идиллией, ты обязалась быть любящей женой, внимательной и послушной. А ты с каждым годом становишься все хуже. Вот оно, старое вернулось. Единственное что осталось, это то, что не увиливаешь и не отстраняешься в постели от моих ласк. Но и не делаешь ничего, чтобы подтолкнуть меня к сексу с тобой, как-нибудь побудить собой. А ты ведешь себя как бревно или как кукла, которую некоторые мужчины покупают себе вместо женщины. Безвольная, без какой-нибудь инициативы. И ты еще смеешь упоминать мне Виолетту?
   - Я ведь забочусь о тебе! Делаю все, что хочешь. Убираю, стираю, готовлю. Провожу с тобой каждую минуту. Укрываю одеялом, когда засыпаешь каждый день перед телевизором. Выполняю супружеские обязанности, когда захочешь, хотя теперь с этим делом у тебя не совсем все хорошо, ох не совсем. Постарел ты, мой Юзек. В бассейне я тоже постоянно с тобой рядом. уверенно.
   - Говоря это, Марыся отступила от атаки, сконцентрировавшись на слегка ироничной обороне, в чем чувствовала себя намного более уверенно.
   Не сломленный смелым красноречием жены, Юзеф продолжал дальше. - Ну и что из этого, если тебе явственно не хватает того, что нужно мужчине, чтобы чувствовать себя капитально, чтобы быть удовлетворенным. Да, мне довольно редко хочется секса, потому что ты надоедаешь мне своей заботливостью, своей чрезмерной опекой, а также своим упорным ворчанием, таким как сейчас. Женщина должна быть отдыхом для мужчины, быть действенным и интригующим стимулом в его домашних делах. А ты, вместо того, чтобы извлекать из меня остатки мужественности, то нервируешь, то смертельно удручаешь. Постоянно ждешь от меня чего-то, чего индивидуально желаешь. А даешь только то, что явное и субъестивное согласно твоим собственным, бабским критериям квалифицируешь как правильное. Я вообще не считаюсь как муж и как не муж. Принимаешь меня не такого, каким я хочу быть, а такого, какого ты меня сформировала в своем курином мозгу. Пойми, Марыся. Передо мной еще не так уж мало лет жизни, и я хотел бы прожить их относительно счастливо и по возможности спокойно. Что же я могу сделать, если я оживаю лишь при Терезке... и, ладно уж, при Виолетте? У них обеих есть то, что я люблю. Люблю тебя, но ты меня гасишь, я впадаю в апатию, делаешь все так, что чувствую себя ленивым, вялым и через чур болезненным. К тому же требуешь, чтобы я делал наперекор одной из двух самых важных, не считая тебя, женщин в своей жизни, и укоряешь за минувшую уже связь со второй. Постоянно ворошишь мою память о нашей любимой усопшей Эве. Даже сейчас, когда ее уже нет среди нас, чувствуешь к ней какую-то непонятную для меня неприязнь, такую странную для родной матери.
(…)


13.
(…)

   Было это несколько лет назад, прекрасной солнечной послеобеденной порой. После выполнения последнего разворота кормой, дающему правильное, конечное направление лодке прямо к месту швартовки дружественного ранчо, закрепив руль румпом, ослабила лину на креплении, чтобы своевременно опустить парус. После этого предусмотрительно подтянула киль, не хотя рисковать его повреждения об дно. Будучи уже почти у цели, добралась до берега, пользуясь веслом. Издалека внимательно всматривалась, как обнаженные Эва и Павел играли с маленькой Терезкой, тоже голенькой, радостно бегая по помосту.
   Этот захватывающий вид совсем не смутил молодую лодочницу, так как в жаркие дни эти старшие от Баси возрастом, эксцентричные и современные ее городские знакомые редко носили одежду. Особенно Эва, потому что Павел при чужих людях, а особенно при Басе немного стеснялся. Хотя скрывал это больше, чем свою наготу.
   Пребывающая на ранчо Эва одевала на себя что-нибудь лишь когда наступали месячные, а также в холодные дни или когда у них в гостях были какие-нибудь консервативные зануды с сопровождающими их подрастающими, поэтому по определению стеснительными, детьми. В отличие от Баси Эва придерживалась правила, что не одежда украшает человека. Эта лишенная стыдливости смелость натуристичной Эвы для показа людям своей наготы или в умеренной версии топлесс, также и ее отцу, местному леснику, ужасно ей нравилась. Бася бы не решилась ей подражать, потому что стыдилась самой себя. С годами, благодаря Терезке, вылечилась от этих ограниченных комплеков, хотя и так на всякий случай обнажалась лишь при ней. Ну и при Павле, хотя это, конечно же, совсем другое дело.
   Когда она подплывала к пристани, Павел, махнувший ей рукой в знак приветствия, направился в сторону дома, скорее всего, чтобы надеть что-нибудь. Как же приятно было смотреть на этого обнаженного, стройного, отдаляющегося мужчину. Эва, отстраняя бросившуюся помогать пятилетнюю Терезку, приняла брошенный тросс и, присев на пальцах максимально раздвинутых в коленях ног, ловко его привязала одной рукой соответствующим узлом к скобе на помосте.
   Бася охотно бы пригляделась к раскрытому в этот момент до возможных границ, ее розовому, раздвинутому, немного открывающемуся аппетититному отверстию, а также лоснящимся бесцветной, как бы маслянной влажностью половые губы Эвы, но проглотила только образовавшуюся от возбуждения слюну, потому что вынуждена была поспешно, без промедления предотвратить опасный сильный удар носа лодки о пристань. Энергично перебросила на внешнюю сторону борта два, привязанных ранее отбойника и ловко, босиком перепрыгивая почти метровое расстояние с лодки на помост, другим тросом, удерживаемым в руке через тросовое кольцо, закрепила лодку жестко вдоль пристани.
(…)


14.
(…)

   Jakie to dziwne, że inne kobiety zastanawiają się, czy doznały właściwego orgazmu, czy konkretne zbliżenie należało do udanych, czy aby nie popadły w rutynę, zobojętnienie, udawanie, pociągające za sobą z początku oszukiwanie samej siebie, a w konsekwencji swego mężczyzny. Jej w żadnym razie to nie dotyczy. Ewa osiąga orgazm notorycznie. Mogłaby kochać się jeszcze częściej. Nie znudziłoby się jej to w ogóle. Na wszelki jednak wypadek stosuje różnorodność treści i bogactwo formy.Как странно, что некоторые женщины сомневаются, получили ли они полный оргазм, была ли близость удачной, не стали ли занятия сексом монотонными, равнодушными, притворными, что могло бы привести сначала к обману самой себя, а в будущем к обману своего мужчины. Ее в любом случае это не касается. Эва получает оргазм постоянно. Могла бы заниматься любовью еще чаще. Ей это совсем не надоедает. На всякий, однако же, случай, применяет разнородность содержания и богатство формы. Эва обожает это всеобъемлющее, психоделическое чувство. Невыразимая радость освобождения, чувствуемая каждой клеткой ее тела, от стоп до головы, в позвоночнике, в животе, на ладонях и между бедрами. Везде. То присутствие двигающегося в ней, внутри нее, растущего с минуты на минуту, будоражущего женские чувства, его горячего тела. Как ребенок в лоне будущей матери. Тот обливающий струей божественный нектар, гасящий внутреннюю жажду огненный жар, который одновременно является и амброзией для чувственного нёба настоящей любовницы. А при всем этом еще и психическая связь с любимым человеком. Та дополнительная, не связанная с разумом, наукой и закостенелыми нравами, сверхчеловеческая, инстинктивная, почти дикая связь, образующаяся на практике только и абсолютно во время общего оргазма. Связь, более сильная, чем желание жить...
   Ведь это благодаря ему, мужчине, это происходит. Это его заслуга. Это он тот бог, который дает счастье, роскошь, настоящий
   Быт с сексуальной акивностью чудесен. Это ожидание на... момент который мог бы длиться вечно, а должен закончиться быстро, иначе можно было бы умереть от перенасыщения роскошью. Удовольствие после... Полное физическое истощение, как после знойной работы. Охлаждение в обнаженных руках своего мужчины, царя и бога. Обнимание его ногами так, чтобы не переставал тереться своей шерсткой, с густыми волосами кожей о ее усталую, горячую, нежную киску. Отдаться его воли и власти. Пусть сделает со мной то, что только пожелает. Я вся его. Его рабыня и служанка. Сделаю для него все! За этот его запах, вкус во рту, ласку губ каждого места на моем теле и внутри него... , за ничем не ограниченную возможность прикоснуться к его твердым мышцам, прильнуть к нему, лизать языком, грызть, хватать, царапать... войти на него и в него. Чего же можно хотеть большего?
(…)


15.
(…)

   Было бы лучше для всех, если бы Павел, вместо того, чтобы возить останки Эвы за город, сам как в день похорон Эвы в душе себе и ей торжественно обещал, ляжет вместе с ней, когда прийдет на него время. Конечно, если не окажется, что в том склепе не хватит для него места, что, к сожалению, очень правдоподобно, принимая во внимание ограниченную вместительность и количество потенциальных кандидатов с большим стажем пребывания на грешной земле: Юзеф, Мария, Яцек, Каська... А сделает это он без всякой, никому не нужной помпезности, шумных похорон, некрологов, панихид. Уйдет так тихо, чтобы никто не обратил внимания на его отсутствие. Одна юридическая фирма уже получила в этом отношении соответствующие инструкции.
   Зачем информировать ближних о наибольшей неудаче земного существования, каковым является для каждого, вне сомнений, случай смерти? Пусть, черт бы их побрал, как можно дольше остаются в фальшивом неведении, что покойник не покинул их и далее пребывает в добром здравии. Не дать говноедам того грифьего удовольствия заботиться, поклоняться и оплакивать его труп, которого не уважали или игнорировали при жизни. А может быть уйти из жизни как собаке, которая, чувствуя приближающуюся смерть, незаметно изчезает, чтобы спрятаться где-нибудь в густом лесу и спокойно издыхает, оставляя за собой чувство, что она есть, что сейчас вернется, где-то ходит, но так или иначе есть, существует, живет...
   После длительных и частых размышлений Павел вдруг открыл, что оптимальным было бы умереть, становясь на короткое врямя перед этим относительно бедным человеком. Потому что вовремя нужно пользоваться тем, что заработано. Каждый должен работать только на себя. Ну и, конечно же, для своих подопечных, но до тех пор, пока они беззащитны. Вскоре одни будут самодостаточными, а другие умрут. Зачем нагромождать средства, которые самому нельзя потратить. Это то же самое, как соглашаться на большие налоги. Поэтому абсурдом является бесконечная экономия собственных денег, чтобы их унаследовали более или менее приемлемые наследники. Лучше потратить состояние, компенсируя недостатки пожилого возраста максимально доступными для покупки радостями настоящей жизни. Это не эгоизм, а обычный рационализм. Нужно лишь рассчитывать, чтобы не потратить всего слишком рано и случайно не оказаться нищим. Хотя нищенское состояние, как кажется, нравится старым людям, даже богатым, ожидающим жалости, сожаления, сочувствия, любящим жаловаться, выпрашивать и обманывать.
(…)